Торговый город викингов Бирка, всеми забытый, мирно спал под заливными лугами шведского острова Бьерке, примерно в 19 милях от Стокгольма, почти тысячу лет. Только полоса почерневшей земли — напоминание о том, что люди жили здесь на протяжении нескольких веков — указывала место некогда шумного поселения. Однако вовсе не эта полоска земли привлекла внимание шведского натуралиста Хьялмара Столпе осенью 1871 года; его заинтересовали сообщения о том, что у побережья острова Бьерке были найдены куски обработанного янтаря. Столпе знал, что изделия из янтаря высоко ценились в Европе эпохи викингов как продукт товарообмена. Остров, с его удобной гаванью и естественной защитой от штормов, казался идеальным местом для возникновения торговой общины.

В ходе раскопок, проведенных Столпе в период с 1872 по 1895 год, был обнаружен город IX века; на площади в 30 акров расположился настоящий лабиринт из обмазанных глиной плетеных хижин, лавок и кузниц, окруженный земляным валом. На некотором отдалении от городка, в котором проживало, возможно, от 500 до 1000 человек, находилось несколько больших кладбищ. Рядом с курганами, где покоился прах местных жителей, расположились многочисленные могилы торговцев — нередко из далеких заморских стран — с большим количеством захороненных предметов роскоши. Здесь, на этих северных кладбищах, нашли остатки шелка и толстой парчи из Византии и тончайшего императорского шелка из Китая; крохотные стеклянные безделушки, попавшие сюда, вероятно, из империи франков Карла Великого, стеклянные кубки и кувшины с берегов Рейна. В одной из могил были найдены остатки богато вышитого кафтана и меховой шапки, украшенной серебряными пистонами. Рядом с покойным был захоронен боевой топор и бронзовые весы для взвешивания серебра, что указывало, вероятно, на то, что при жизни он сочетал в себе качества воина и купца. В других могилах были обнаружены аметистовое кольцо с берегов Каспийского моря, украшенное арабской вязью, кожаные персидские пояса с металлическими заклепками и кусочки выкрашенной в синий цвет шерстяной ткани тончайшей выделки из Фризии — области на северо–западном побережье Европейского континента. Во всех могилах было обнаружено большое количество монет, в том числе с Арабского Востока, откуда викинги главным образом получали серебро.

Разнообразие ценностей и предметов роскоши, найденных в Бирке, служит доказательством прочности и широты связей, которые поддерживали викинги в IX и Х веках с окружающим миром. Эти связи распространялись на запад и на восток до самых пределов мира, известного в ту пору европейцам. Начиная примерно с 800 года н. э. скандинавские купцы, воины и искатели приключений покидали свои северные берега и отправлялись в морские странствия, держа курс на Европу, Африку и Азию. Скудные, но интригующие данные археологических раскопок свидетельствуют о том, как датчане и норвежцы на протяжении более чем ста лет совершали набеги и основывали свои поселения на Британских островах, в Нидерландах, Франции, Испании, Марокко и Италии. Время от времени повсюду в этих местах находят то обоюдоострый меч с редчайшей красоты позолоченным эфесом, то украшенное серебром копье, — когда река подмоет берег и обнажит находку, пролежавшую в земле более тысячи лет. Во Франции о пребывании скандинавов, продлившемся несколько десятилетий, напоминает едва сохранившееся изображение корабля викингов, высеченное на скале на берегу Сены. На востоке, где шведы пересекали Балтийское море и спускались по великим русским рекам в Византию и Арабский халифат, остались многочисленные древние укрепления, захоронения викингов и надежно припрятанные сокровищницы, полные серебряных монет. По определению скандинавских археологов, под сокровищницей обычно понимали некоторое количество изделий из драгоценных металлов, умышленно зарытых в землю. В те времена, когда не было банков, викинги использовали землю вокруг своих поселений как своего рода сейф. Только сам владелец знал точное местонахождение своих сокровищ, что, вероятно, позволяло ему с легким сердцем отправляться в заморские странствия. Однако некоторый риск тут все же присутствовал, чему могут служить доказательством более тысячи сокровищниц викингов, найденных в наше время; их владельцы, увы, так никогда и не вернулись, чтобы выкопать свой клад.

Сокровищницы свидетельствуют о том, что скандинавы привозили домой из своих странствий большое количество драгоценных металлов; в то же время видимых примет их пребывания за рубежом осталось достаточно мало. Между тем известно, что они, подобно взрывной волне, прокатились по миру далеко за пределами своей родины, изменяя — посредством торговли, завоеваний и колонизации — ход развития европейской цивилизации. В Нормандии и Киеве скандинавские поселенцы основали могущественные династии, которым впоследствии было суждено положить начало Британской и Российской империям.

На протяжении почти тысячи лет до великого похода, начавшегося примерно в 800 году нашей эры, из скандинавских портов время от времени отплывали суда в поисках рынков, поживы и земель на берегах Балтийского моря и Северной Атлантики. Историки до сих пор спорят о том, почему этот тонкий ручеек внезапно превратился в могучую реку. Если верить самим викингам, причина — о которой повествуют их рунные камни — заключалась в тяге к славе и богатству; особенно ценилось серебро, которого в Скандинавии не было. К IX веку прибрежные рынки Западной Европы действительно внушали зависть: они были буквально завалены предметами роскоши, как о том свидетельствует содержимое многих шведских захоронений того времени.

Между тем серебро из Арабского халифата впервые появилось к востоку от Балтийского моря, возбуждая алчность викингов — торговцев пушниной, освоивших побережье Финского залива. В конце концов серебро, полученное благодаря торговле, грабежам или вымогательству, дало мощный толчок развитию всей скандинавской экономики. Не исключено, что именно прекратившиеся поставки арабского серебра в Швецию примерно в 970 году н. э. вызвали резкий упадок Бирки как коммерческого центра. Но к тому времени были найдены другие источники драгоценных металлов, а соответственно, возникли и новые торговые города, заправлявшие ввозом и вывозом товаров из Скандинавии.

Все это, разумеется, было бы невозможно без ощутимого прогресса викингов в кораблестроении. Ранее скандинавские корабли приводились в движение почти исключительно мускульной силой гребцов, что позволяло спускаться вниз по рекам и плавать в прибрежных водах. Суда были легкими и маневренными, могли причалить к берегу практически в любом месте, но обладали малой грузоподъемностью и не годились для дальнего плавания. Однако высеченные в камне изображения, относящиеся к началу VIII века, которые были обнаружены на острове Готланд, запечатлели торговые корабли, летящие по волнам против ветра под квадратными парусами. Такие корабли могли покрывать 120 миль в день, а небольшая осадка позволяла им подходить к берегу в любом месте.

В первом десятилетии IX века армада этих парусников постоянно угрожала Западной Европе, бороздя прибрежные воды в поисках лазейки в оборонительных укреплениях европейцев. При Карле Великом, который, как говорят, весьма опасался нападений викингов, бастионы выстояли. Благополучие империи, однако, пошатнулось с приходом к власти наследников Карла Великого. Его внуки, Карл Лысый, Людовик Германский и Лотарь, ввязавшись в распри, не уследили за скрупулезно отлаженной Карлом Великим системой оборонительных сооружений, и в ней появились бреши. В 834 году флотилия датских кораблей проникла в глубь континента по притоку Рейна, дойдя до крупного торгового центра Дорестад во Фризии.

В Дорестаде находился не только один из самых богатых в Западной Европе рынков — здесь, кстати, обосновались крупнейшие торговые партнеры шведской Бирки, — но и монетный двор, где чеканили серебряные денье, как называли разменную монету Фризии. Без труда преодолев частокол, которым был обнесен город, викинги бросились на штурм рынка. Опустошив все лавки и ограбив монетный двор, они захватили пленников (одних как рабов, других чтобы получить выкуп) и в довершение всего предали город огню, после чего ушли, оставив за своей спиной горы трупов и сотни умирающих. В дальнейшем набеги на Дорестад стали чуть ли не привычным делом. Вплоть до 837 года викинги возвращались сюда ежегодно, а потом, на протяжении жизни целого поколения, — время от времени. Но, как бы много они ни награбили, они оставили на удивление мало следов. На месте Дорестада были найдены лишь один золотой браслет и перстень, потерянный, должно быть, кем–то из датчан во время одного из набегов.

С весны до осени владыки морей и пираты нападали на слабозащищенные прибрежные области Западной Европы, долины Сены и Луары, Бретань и Аквитанию. Анналы монастыря Сен–Вандриль–де–Фонтенель в Нейстрии — одной из провинций Франции — хранят воспоминания о варварстве викингов: «...на рассвете 13 мая 841 года ошеломленные монахи наблюдали», как украшенные изображениями драконов корабли в утренней тишине поднимаются по Сене. В Руане скандинавы задержались на пару дней, чтобы разграбить и поджечь город, после чего продолжили свой поход, «развлекаясь разорением церквей и аббатств», как написано в анналах, унося с собой распятия с драгоценными камнями, рукописи с красивыми рисунками и золотые детали алтарей. Вскоре все дороги заполнили толпы монахов и горожан, бежавших в страхе перед боевыми топорами, мечами и копьями захватчиков.

Неуемный дух авантюризма и жажда наживы вскоре повлекли скандинавов на юг вдоль французского побережья к землям Пиренейского полуострова и Северной Африки, которыми тогда владели мавры. В 844 году флот викингов, состоявший примерно из ста кораблей, отплыл из Аквитании к северному побережью Испании, где привел в священный ужас христиан Хихона и Ла–Коруньи. Продвигаясь на юг, скандинавы за две недели совершили набеги на Лиссабон, Кадис и атлантическое побережье Марокко. Затем они поднялись по Гвадалквивиру до Севильи — главного порта испанских мавров, завоевавших большую часть территории Испании к 711 году. Захватчики полностью разорили город, грабя мечети, убивая мужчин и уводя с собою женщин в качестве наложниц. Мавры нанесли мощный ответный удар, обстреляв скандинавский флот сосудами с горящей нефтью и потопив 30 кораблей захватчиков. Эмир Абд–аль–Рахман II повесил захваченных в плен викингов на финиковых пальмах Севильи. В качестве заключительного ритуала он послал головы одного из вождей викингов и двухсот его воинов своему соплеменнику и союзнику в Марокко. Оставшиеся в живых викинги, придя в полное отчаяние, обменяли своих пленников–мусульман на еду, одежду и право беспрепятственного прохода, после чего целых 15 лет не отваживались сунуть нос во владения мавров. В 859 году престарелый датский пират Бьерн Железнобокий вернулся в Иберию во главе флота из 62 кораблей с форштевнями в виде драконов. Пройдя Гибралтарский пролив, его войско разграбило сокровищницы большой мечети Альхесираса, после чего пронеслось ураганом по Северному Марокко, захватив рабов на продажу. Затем разбойники опустошили южное побережье Франции и отправились вдоль итальянского побережья к устью реки Арно, по пути разорив Пизу, Луну и Фьезоле. Судя по арабским источникам, датчане в конце концов достигли берегов Греции и Египта. Однако сохранилось очень мало свидетельств этих южных походов — пожалуй, только серебряные монеты из мавританской Испании и Северной Африки, найденные в сокровищницах викингов в Норвегии.

Тем временем в других частях Европы викинги перешли к тактике планомерных, хорошо скоординированных, длительных набегов. Теперь они уже не возвращались в Скандинавию зимой, чтобы поставить капканы на чернобурых лисиц или произвести на свет еще одного сына. Миссия викинга стала круглогодичным занятием, слишком выгодным для того, чтобы отводить ему лишь несколько погожих месяцев. Орды викингов заходили в устья рек по всему западному и северному побережью Европы, иногда используя острова как своего рода долговременные укрепленные районы. В 1906 французский археолог Поль дю Шателье обнаружил могильные курганы викингов на острове Иль–де–Груа неподалеку от устья Луары. Многовековая эрозия разрушила основание кургана, обнажив выжженную полосу земли, где нашли 800 корабельных заклепок, 200 гвоздей и 15 шишаков от щитов европейского образца. Мелкие украшения, такие, как застежки для чулок и серебряные бусы, буквально усеивали землю. Поблизости лежали обуглившиеся куски седла, рог для питья, игральные кости, безделушки и франкский меч. Анализируя находки, дю Шателье предположил, что некий норвежский вождь был кремирован здесь вместе со своими пожитками в 40–футовой дубовой лодке где–то в начале Х века. Остров Иль–де–Груа, расположенный у южного побережья Бретани на оживленном морском пути, безусловно, мог служить идеальным местом для логова разбойников.

Всего в 60 милях к юго–востоку от Иль–де–Груа находится Нуармутье — первое из островных поселений викингов. По свидетельствам современников, граф Ламбер, франкский вельможа, после неудачной попытки захвата построенного еще римлянами города–крепости Нанта, послал эмиссаров к месту стоянки 67 кораблей викингов, бросивших якорь в дельте Луары. Граф пообещал провести корабли сквозь лабиринт песчаных отмелей к богатым городам в верхнем течении реки, если викинги по пути помогут ему захватить Нант.

Скандинавы с радостью согласились на это предложение. 24 июня 842 года, в святой праздник в честь рождения Иоанна Крестителя, жители города слишком увлеклись увеселениями и не заметили, как корабли викингов скрытно приблизились к городским стенам. С неописуемой жестокостью скандинавские наемники Ламбера набросились на пирующих горожан и искромсали их на куски. Захватчики зарубили епископа у алтаря его собственного собора и подожгли колокольню. В сумерках они спустились на веслах к устью Луары; их корабли тяжело осели под грузом добычи. Викинги разбили лагерь на острове Нуармутье рядом с устьем реки. Жившие на острове монахи, некогда наблюдавшие за оживленной торговлей солью и вином, были вынуждены бежать, опасаясь грядущей расправы. Таким образом, захватчики получили в свое полное распоряжение этот красивый остров и расположились здесь на зиму — словно бы, как с болью отмечал один летописец, «они собирались остаться здесь навсегда».

Дельта Сены изобиловала маленькими островками, где начиная с середины 40–х годов IX века викинги причаливали свои суда, разбирали добычу и планировали новые набеги. Один из этих островов, несомненно, стал в 845 году временным пристанищем для снискавшего себе дурную славу датского разбойника Рагнера и его флотилии из 120 кораблей на их пути в Париж в 845 году.

В середине марта, когда флот Рагнера приближался, Карл Лысый, ставший королем западных франков в 843 году, спешно собрал армию, однако при этом неразумно разделил ее на две части для обороны обеих берегов Сены. Но викинги сначала разбили меньшую группировку неудачливого монарха, захватив 111 пленников. Оставшаяся часть франкских воинов в ужасе наблюдала, как Рагнер принес пленников в жертву Одину, скандинавскому богу войны, повесив их на виселицах, наспех сооруженных на берегу реки. Дальнейшего сопротивления Рагнер не встретил. 28 марта, в пасхальное воскресенье, он опустошил Париж. Чтобы датчане ушли. Карл предложил им неслыханный выкуп в 7 тысяч фунтов серебра. Те согласились. И Рагнер, сжимая в руках перекладину от городских ворот Парижа, захваченную в качестве сувенира, покинул город; его корабли буквально ломились от франкского серебра. Богатый выкуп, полученный Рагнером, был первым из множества так называемых «данегельдов», или «датских денег». В последующие годы их выплачивали викингам западноевропейские феодалы, желавшие обезопасить себя от неминуемых и нескончаемых набегов. В течение IX и Х веков франки выплатили скандинавам по меньшей мере 15 таких «данегельдов», что составило в общей сложности более 40 тысяч фунтов серебра и 600 фунтов золота. А в конце Х — начале XI века англичанам пришлось пожертвовать еще больше — свыше 150 тысяч фунтов серебра. Скандинавы нередко расплавляли металл и делали из него браслеты и ожерелья, которые носили и мужчины, и женщины как видимый знак достатка и процветания.

В 1834 году землевладелец в Хоне (Норвегия), в 35 милях к юго–западу от Осло, нашел клад — пять с половиной фунтов золота, которое, по мнению археологов, было частью выкупа, полученного викингами. Хонская сокровищница вмещала также изумительной работы брошь, украшенную орнаментом из виноградной лозы и листьев, 20 франкских монет изящной чеканки, два ожерелья и множество браслетов. Судя по характерным признакам, многие изделия вышли из–под руки золотых дел мастера из Реймса. Выбитые на монетах даты указывают, что клад был зарыт примерно в 860 году; именно тогда франки, как о том свидетельствуют записи их казначеев, выплатили 5 тысяч фунтов серебра скандинавским захватчикам.

В конечном счете «данегельды» мало чем помогли в предотвращении растущей угрозы со стороны викингов. К 862 году даже Карл Лысый пришел к выводу, что выкуп — ненадежная гарантия. Норманны, как франки называли викингов, по–прежнему безнаказанно опустошали Фризию и королевство западных франков. «Все больше кораблей, все шире нескончаемый поток викингов», — писал монах Эрментариус в 60–х годах IX века. «Повсюду паству Христову режут, жгут и грабят». Но эти злодеяния послужили лишь прелюдией к страшным и кровавым событиям 80–х годов. В 877 году скончался Карл Лысый, и в течение последующих 11 лет на троне западных франков сменились пять властителей. Викинги словно только и ждали этого смутного времени: высадившись на побережье между Кале и Булонью, они прошлись по всему континенту, сея повсюду хаос и разруху. В 885 году, пробиваясь к богатой долине Марны за Парижем, датчане вновь осадили город; на этот раз осада продолжалась целый год. В конце концов номинальный император франков Карл Толстый откупился от штурма «данегельдом» в 700 фунтов и обещанием отдать на поток и разграбление свою мятежную провинцию — Бургундию.

Однако викинги уже не удовлетворялись примитивным грабежом. Теперь они экспроприировали целые деревни, выгоняя оттуда местных жителей и захватывая их дома. Многие привозили с собой из Скандинавии своих жен; женская могила в Литре, в которой были обнаружены две скандинавские черепаховые броши, возможно, стала последним пристанищем для одной из них. Большинство таких поселений просуществовали недолго из–за частой смены союзников и междоусобных столкновений той поры. Лишь одно владение викингов — Нормандия — в буквальном переводе «Страна северян» — уцелело. Своей уникальной судьбой оно обязано выдающемуся уму скандинавского вождя, вошедшего в историю под именем Грольфа–Ходока; говорят, он был столь тяжел, что не мог ездить верхом: ни один конь не выдерживал его веса.

Молодые годы Грольфа окутаны тайной; неизвестно даже, был ли он, согласно преданию, норвежцем, поскольку, судя по всему, он командовал армией датчан. К началу Х века туман несколько рассеивается, и мы обнаруживаем Грольфа во франкской провинции Нейстрия, где он со своими сподвижниками захватывает и удерживает богатые земли в долине Сены. Местность подверглась сильным разрушениям, однако здесь остались прекрасные заливные луга и фруктовые сады, обещавшие богатый урожай. Викинги решили остаться здесь. Будучи не в силах прогнать скандинавов, внук Карла Лысого — Карл Простак — согласился отдать Грольфу широкую долину в нижнем течении Сены (включая графство Руанское) в обмен на вассальную присягу и обращение в христианство. В 911 году они официально утвердили этот договор в Сен–Клер–сюр–Эпт, на одном из притоков Сены между Парижем и Руаном. Сделка была взаимовыгодной: Грольф — с тех пор известный как Ролло — получил законный статус и земельные владения, а Карл заручился поддержкой мощного союзника в своей борьбе с мятежными баронами, а равно и с другими викингами.

К 912 году Ролло и его дружина забросили свои языческие амулеты и формально приняли христианство. Ролло, однако, сохранил, по крайней мере, один характерный для викингов институт, именуемый «more danico» — «датский обычай», а попросту говоря, многоженство. В то же время сподвижники Ролло брали в жены француженок, а не скандинавок, и их дети говорили по–французски. Через несколько поколений уже мало кто в Нормандии изъяснялся на старом скандинавском наречии. И все же даже сегодня отзвуки этого забытого языка слышны в нормандском диалекте французского языка: наиболее возвышенная часть любого города называется «hogue» — от «haugr», что на староскандинавском языке означало «холм»; а небольшой скверик в центре поселка называют «londe» — от «lundr», или «роща». Даже некоторые города, такие, как Quettehou и Houlgate, сохранили названия, которые присвоили им основатели–викинги тысячу лет назад.

Помимо этих лингвистических реликтов, в Нормандии осталось мало вещественных свидетельств пребывания викингов. Со временем норманны утратили связь со своей исторической родиной, став — с любой точки зрения — французами. Но по своему духу они оставались скандинавами. В XI веке Нормандия стала наиболее могущественным европейским государством со времени падения Рима. На протяжении шести поколений наследники Ролло, подобно своим предкам–викингам, совершали походы со своего нормандского плацдарма и основывали королевства в Британии, Италии и Сицилии.

Точно так же, как это произошло с Ролло и его сподвижниками, их преемники ассимилировались с культурой тех стран, которые они покоряли. При этом им удалось сохранить в неприкосновенности свое духовное наследие — бесстрашие, дерзость и жажду власти, — которое предопределило колоссальные изменения в политической жизни Европы. На востоке, в тайге и степях, населенных славянами, булгарами и хазарами, викинги тоже оказывали свое влияние, покоряя народы и определяя их историческую судьбу. На сей раз это были шведы.

Согласно летописи XII века, примерно за 50 лет до того, как Ролло утвердился в Нормандии, погрязшие в междоусобицах славянские племена в 100 милях к юго–востоку от сегодняшнего Санкт–Петербурга уговорили вождя викингов Рюрика и его братьев Синеуса и Трувора прийти править ими и навести порядок. Братья согласились и основали три княжества.

Где–то после 862 года Синеус и Трувор умерли, и Рюрик властвовал надо всей обширной областью со своего трона в крепости на реке Волхов. Известная под названием Новгород, или Новый город, земля вокруг крепости Рюрика стала опорным пунктом так называемых русов (вероятно, искаженное название населения местности Родр, впоследствии Рослаген — гористого прибрежного района в Восточной Швеции). Начиная с Рюрика и вплоть до сына Ивана Грозного Федора, эти скандинавы правили самой крупной средневековой державой Европы — Россией.

Примерно в миле от современного Новгорода на невысоком холме на восточном берегу Волхова археологи нашли развалины фортификационных сооружений IX века. На месте раскопок, подвергшемся сильной эрозии, обнаружили множество предметов эпохи викингов; среди находок — серебряные подвески с изображением Валькирии в ниспадающих одеждах, железное ожерелье и два бронзовых амулета с написанными рунами магическими заклинаниями типа: «Да не лишат тебя мужской силы!»

Расположенный в треугольнике, образованном Волховом и его притоками, во время весеннего половодья город превращался в остров. Арабский географ ибн–Рустах в начале Х века так описывал юный Новгород: «Русы же живут на острове посреди озера. Остров можно объехать за три дня, и покрыт он лесами и густой порослью. Климат здесь вреден для здоровья, а места столь болотистые, что почва колеблется под ногами идущего». Далее он описывает местных обитателей: «Они бьются со славянами и для нападений используют корабли. У них нет ни деревень, ни хозяйств, ни полей. При рождении сына отец подходит к новорожденному с мечом в руке; опуская меч, он произносит: «Я не оставлю тебе ничего; все, что тебе нужно, ты завоюешь мечом!» Единственное их занятие — торговля соболями, белкой и другой пушниной, которую они продают любому, кто согласится ее купить».

Новгород лежал на пересечении двух оживленных торговых путей викингов. Купцы из Швеции и близлежащего острова Готланд пересекали Балтику и поднимались по реке к Новгороду, привозя разные товары: кожи, воск, янтарь, а кое–когда и рабов. Затем, направляясь на восток или на юг, они спускались караванами по Волге и Днепру к богатым рынкам Булгара — стольного града энергичного славянского племени, заправлявшего в Среднем Поволжье, — после чего продолжали свой путь в Константинополь. Более 85 тысяч арабских и 500 византийских монет, обнаруженных в Скандинавии в наше время, дают какое–то представление о прочности торговых связей с Востоком.

Любопытно, что более половины этих монет было обнаружено на острове Готланд. То обстоятельство, что этот остров расположен посреди Балтийского моря и имеет удобные гавани, сделало его излюбленным пересадочным пунктом купцов–викингов, следующих восточным торговым путем. Благодаря товарообмену с заезжими купцами местные жители накопили огромные состояния, которые закапывали под домами или в полях, подальше от любопытных глаз. Со временем остров превратился в подлинную сокровищницу: его холмы были буквально напичканы серебром. И по сей день фермеры находят в песчаной почве Готланда зарытые богатства. В одном из кладов, откопанном в 1936 году в селении Стора–Велинге, были обнаружены 2673 арабские монеты и серебряный браслет. Общий вес находки составил почти 18 фунтов.

Большая часть сокровищ попала на Готланд из России после первой четверти IX века, однако купцы–русы начали свое продвижение на восток еще раньше. Они основали торговые форпосты в Лапландии, а также на южном и восточном побережьях Балтийского моря, регулярно собирая дань с местных жителей, а многих к тому же еще и уводя в рабство.

Археологические раскопки позволили найти следы двух оживленных торговых городов: в Апуоле, на литовской реке Барте, и в 25 милях к северо–западу, в Гробине, Латвия. В обоих случаях остатки земляных сооружений, разрушенные укрепления и кладбища свидетельствуют о том, что некогда здесь располагались крупные защищенные поселения. На двух из трех кладбищ Гробина обнаружены могильные курганы с обуглившимися останками воинов, захороненных вместе с боевым оружием. Способ погребения навел исследователей на мысль о том, что эти воины, вероятно, были родом из центральных районов Швеции. На третьем кладбище, состоявшем из плоских могил, покоились кремированные останки уроженцев Готланда, в том числе многих женщин; их опаленные огнем украшения сохранились в целости. На кладбищах в Апуоле также были найдены могилы как чужаков с Готланда, так и местных жителей. Очевидно, многочисленные общины готландцев в Гробине и Апуоле занимались здесь торговлей под защитой шведского оружия.

Русы не выбирались далеко за пределы этих поселений в Восточной Прибалтике до второй половины VIII века, когда купцы–мусульмане с кошелями, туго набитыми арабским серебром, начали появляться на берегах Дона и Волги. Это не могло не ввести в искушение скандинавов, не располагавших собственными серебряными месторождениями. Вскоре караваны кораблей викингов потянулись на восток через Финский залив вверх по течению Невы, где впоследствии будет заложен Санкт–Петербург, к Ладожскому озеру — воротам великих торговых путей.

Всего в семи милях к югу от озера на реке Волхов археологи обнаружили развалины города конца VIII века; это поселение площадью почти в четверть квадратной мили, окруженное земляными валами, вероятно, служило русам торговым форпостом и перевалочным пунктом. Под фундаментами бревенчатых домов нашли бронзовую брошь, 4 костяных фигурки для игры, бронзовую шкатулку для иголок и туфли со щегольскими треугольными каблуками; все изделия были произведены в Швеции. В числе находок была и трость, испещренная руническими письменами; то были стихи, сложенные в витиеватой манере скандинавских бардов IX века. Это позволило археологам предположить, что купцы–русы не только владели грамотой, но и находили удовольствие в цитировании куртуазной поэзии.

Несомненно, это позволяло им скоротать время, ибо Старая Ладога — таково современное название города — в ту пору, кажется, была своего рода «сортировочной станцией». Большинство торговцев располагались в здешних бревенчатых домах лишь на время, необходимое для перегрузки товаров с морских кораблей на суда меньших размеров, более подходящие для путешествий по рекам. Построенные местными мастерами, эти лодки, напоминавшие каноэ (самая большая из них была 20 футов в длину и 9 футов в ширину), имели очень малую осадку, что позволяло викингам пробираться через целую систему рек, болот и проток на юг и на восток к великим торговым путям.

Большинство купцов направлялись на восток по рекам Сясь и Молога к полноводной Волге. В месте так называемой излучины Волги они делали остановку в Булгаре. Ибн–Фадлан — посол из Багдада, который провел целый год среди русов (это было в 922 году) — так описывал прибытие купцов. Приплыв из родных краев, они «причаливали к берегу и строили большие деревянные дома на берегу. В каждом из этих домов собиралось по 10—20 человек — иногда больше, иногда меньше. Каждому отводилось по скамье, где купцы и располагались вместе с неизменно сопровождавшими их пригожими девицами».

В обычае вновь прибывших купцов было также испрашивать божественного покровительства для будущих торговых операций. По воспоминаниям того же ибн–Фадлана, купец приближался к месту поклонения, где находился деревянный идол в окружении нескольких маленьких фигур. Падая ниц перед святыней, он начинал молитву: «О, всемогущий Бог, я прибыл издалека со множеством рабынь и соболей. Прими же мои подношения». После чего он раскладывал перед идолом хлеб, мясо, лук, молоко, пиво и продолжал: «Пошли мне купца, у которого много денег, который купит мой товар не торгуясь и не будет со мною спорить».

Если его путешествие завершалось благополучно, купец на обратном пути приносил тому же идолу в жертву овец и скот со словами: «Бог исполнил мои желания. Я обязан вознаградить его». Сказав это, он оставлял кусок мяса перед святыней, а остальное раздавал бедным. В 1958 году во время раскопок Старой Ладоги — на полпути между Новгородом и Балтийским морем — была обнаружена деревянная статуя больших размеров, находившаяся внутри маленького строения из бревен (от последнего, впрочем, остались лишь обломки). Перед идолом, по внешнему виду напоминавшим воина, находился очаг с обугленными костями животных, птиц и рыбы. Здесь, вероятно, торговцы делали свои подношения и изъявляли благодарность богам.

Длина маршрутов и продолжительность поездок были самыми разными. Из Булгара скандинавы в поисках приключений могли остановить свой выбор на шелковом пути в Китай длиной в 5 тысяч миль. Впрочем, гораздо чаще они спускались по Волге на юг в степные края, где обитали иудеи–хазары. Племя тюркского происхождения, отличавшееся большой терпимостью и высокой культурой, хазары держали боеспособное войско между Кавказом и Волгой. Уплатив пошлину, русы получали доступ на базары, где продавали пушнину и мечи, а покупали хорошо заточенные хазарские копья и другие товары для перепродажи на берегах Каспия. Здесь некоторые из числа наиболее отчаянных пересаживались на верблюдов и отправлялись в экзотический Багдад.

Археологические раскопки на маленьком островке Хельге неподалеку от Бирки предоставили некоторые вещественные доказательства торговли с далекими восточными странами. В 1950 году некий дачник, копая землю неподалеку от своего летнего домика, обнаружил бронзовый ковш и кусочки серебряного сосуда. Судя по виду, находки относились к давно минувшим годам. Дальнейшие раскопки, осуществленные шведским археологом Вильгельмом Хольмквистом, позволили обнаружить ямы из–под свай, части фундамента, а также сосуды с горлышком, тысячи осколков европейского стекла, железные висячие замки и позолоченные бронзовые предметы. Вероятно, здесь когда–то располагалась небольшая, но оживленная торговая ярмарка викингов, возможно, это было еще в III веке. Но наибольшей сенсацией стала находка бронзовой статуи Будды, датируемая V веком. Фигурка, возможно, совершила путешествие из Индии в Багдад, а затем на север, сменив бессчетное количество владельцев, и в конце концов, быть может, была выменена на кожи и нашла покой в земле шведского острова.

Не все русы направляли свои лодки к востоку от Ладожского озера по направлению к Волге. Некоторые отправлялись на юг, к Черному морю и чудесам Константинополя, рынки которого ломились от самых изысканных товаров с Востока и Запада. Легенды о его златоглавых соборах, освещенных улицах и роскошных лавках, переполненных великолепными товарами, не могли не внушить непоседливым скандинавам непреодолимой тяги к дальним странствиям.

При всем при том лишь наиболее дерзкие авантюристы отваживались пуститься в путь к Черному морю длиной примерно 1300 миль, который вел к югу по реке Волхов в Новгород, затем по реке Ловать до той точки, где ее течение, и без того не самое полноводное, не прерывалось окончательно. Здесь путешественники сталкивались с первым из многочисленных препятствий на своем пути. Лодки вместе с поклажей приходилось вытаскивать на берег и катить их на бревнах, вынимая их из–под кормы и подкладывая под нос по мере того, как лодка двигалась вперед. Путем столь упорных и энергичных усилий скандинавские торговцы наконец добирались до истоков Днепра — водной артерии, соединявшей северные леса с побережьем Черного моря.

По мере того как все большее количество русов отправлялось в этот путь, в Гнездово, Смоленске и Киеве возникли укрепленные города. Находки из обширного поселения русов в Гнездово, в 300 милях к югу от Новгорода, позволили ученым воссоздать некую приближенную картину жизни в этих расположившихся на берегах реки городах викингов. Как считает русский археолог Даниил Авдусин, ювелиры, кузнецы и резчики развивали здесь кипучую деятельность, занимаясь починкой утвари и пополнением запасов путешественников.

Около 4500 могильных курганов находятся в Сосновом бору к востоку от Гнездова. Из примерно 700 исследованных захоронений наибольший интерес с точки зрения похоронных обрядов русов представляет курган №13, где покоился помещенный в лодку прах одного из вождей викингов и молодой женщины. Ибн–Фадлан, ставший свидетелем похорон на берегу Волги в 922 году, писал: «Его добро собирают и делят на три части: одну отдают семье, другую тратят на одежду для покойника, а третья идет на «набидх» (перебродивший напиток), который пьют в тот день, когда рабыню предают смерти и сжигают вместе с ее хозяином».

По свидетельству ибн–Фадлана, рабыня сама выступала вперед и давала добровольное согласие стать посмертной невестой хозяина и быть сожженной вместе с ним. Этот союз после смерти означал для нее не только высокую честь, но и вечную свободу. Тем временем скорбящие сподвижники устанавливали лодку вождя на огромном штабеле дров. «Потом они принесли гроб и поместили его в корабль; они устлали его вышитыми византийскими коврами и подушками». На это ложе поместили тело покойного в богатой одежде и украшениях. «Затем, — продолжает ибн–Фадлан, — принесли «набидх», фрукты, душистые травы и положили все это рядом с ним. Наконец, привели двух коней, которых гоняли, пока они не покрылись потом, после чего их зарезали, разрубили на куски и бросили в корабль».

Затем к кораблю подводили молодую женщину. Мужчины, вооруженные щитами и жезлами, подходили к ней и протягивали чашу «набидха». Она пела песню и осушала чашу, после чего брала вторую. Пока она скорбно склонялась над второй чашей, появлялась старуха, которой поручалось ее убить. «Мужчины били жезлами по щитам, чтобы заглушить ее крики, которые могли испугать других женщин, — пишет араб. — Девушку уложили рядом с ее господином, после чего двое держали ее за ноги, двое за руки, а старуха, исполнявшая роль ангела смерти, затянула петлю на ее шее и дала концы веревки в руки двум мужчинам; потом она взяла кинжал с широким лезвием и несколько раз вонзила его в грудь девушки, а двое мужчин в это же время душили ее веревкой, пока она не умерла».

После этого корабль был подожжен. «Вскоре все было объято ярким пламенем — сначала лодка, потом навес, потом — покойник и покойница и все, что было в лодке».

Торговый путь в Константинополь вел к югу от Гнездова по течению Днепра в Киев — анклав викингов примерно в 570 милях от побережья Черного моря. До 862 года, согласно монастырским анналам, Киев представлял собой небольшое поселение славян на крутом, западном берегу реки. Затем два военачальника из войска Рюрика, Аскольд и Дир, заложили в этой имевшей стратегическое значение точке крепость русов. В 882 году Олег, князь Новгорода и преемник Рюрика, убил Аскольда и Дира и во главе армии русов, финнов и славян захватил Киев, провозгласив его «матерью городов русских».

Торговцы, державшие путь через Киев, должны были точно рассчитывать сроки своего путешествия. Зимой Днепр покрывался льдом, и судоходство становилось возможным лишь после весеннего половодья. Византийский император Константин VII Порфироносный в Х веке так описывал подготовку купцов–викингов к завершающему этапу их путешествия в своем трактате о внешней политике: «В апреле, когда Днепр освобождался ото льда, они возвращались в Киев. Здесь они ломали свои старые лодки и покупали новые у славян, которые строили их зимой в своих лесах. В июне начинался поход в Константинополь. В течение нескольких дней торговый флот собирался в Вытечеве, крепости русов чуть ниже Киева».

Развалины Вытечева можно увидеть и сегодня. Благодаря раскопкам, произведенным в 1956—1958 годах русским академиком Б. А. Рыбаковым, эта крепость была обнаружена в 35 милях от Киева на вершине холма высотой 235 футов на берегу Днепра. Рядом с крепостью Рыбаков обнаружил фундамент башни. Внутри были найдены куски обугленного дерева и бочки со смолой для факелов, предупреждавших русов об угрозе нападения. Русское название крепости имеет скандинавские корни: «вити» означает «сигнальный огонь». Викинги называли крепость Витахольм; напоминанием о ней служит, по крайней мере, один рунный камень в Норвегии. Надпись на нем гласит: «Энгль воздвиг этот камень в память о своем сыне Торальде, который умер в Витахольме, между Устахольмом и Гардаром». Как же не вовремя смерть настигла Торальда: он был всего в шести неделях пути от Константинополя!

Эти шесть недель, однако, были полны опасности. В районе современного Днепропетровска гранитные скалы сужают течение Днепра, образуя семь ревущих водопадов. В своем трактате Константин VII описывает каждый из них. О самом грозном он пишет: «Дойдя до четвертого большого порога, который русы называют Апьфор («Беспощадный»), путешественники вытаскивают корабль на берег под присмотром часовых». Без часовых обойтись было невозможно, поскольку в этих местах жили печенеги — воинственное племя, часто подстерегавшее путешественников в засаде и нападавшее на причалившие суда. «Остальные члены команды выгружали на берег свои пожитки и вели закованных в цепи рабов в обход порогов; это расстояние составляло 6 миль. После чего перетаскивали лодки — иногда волоком, иногда на плечах».

Следующие четыре дня гребцы трудились, выбиваясь из сил; и вот наконец купцы прибывали в устье Днепра. Здесь, на острове Березань, археологи нашли единственный рунный камень на территории России — памятник, воздвигнутый скандинавом Грани в честь своего друга Карла. Из устья Днепра лодки викингов держали путь через Днестр к дельте Дуная, где корабли оснащались парусами, мачтами и рулями для перехода через Черное море.

Когда наконец купола Византии появлялись на горизонте, путешественники, конечно же, приходили в неописуемый восторг. Какими дивными казались им корабли, бросившие якорь в гавани, величественные стены и мраморные дворцы, открывавшиеся их взорам при входе в бухту Золотой Рог! Подобное великолепие не могло не разжечь алчность викингов, и торговые расчеты уступали место мыслям о завоевании. Миклагард — или Великий Город, как русы называли Константинополь, — сулил добычу, превосходившую самые дерзкие мечты неуемных скандинавов.

Чему суждено было произойти, случилось: утром 18 июня 860 года флот из 200 боевых кораблей викингов, спустившихся по Днепру из Киева, был замечен с городских стен только тогда, когда уже приближался по глади моря к столице Византии. Скандинавы рассчитали время удара с характерным для них коварством. Объявления войны не было; к тому же император и флот его галер вели бои с арабами на востоке.

В течение следующих 10 дней викинги опустошали предместья Константинополя с яростью, которой Запад еще не знал. Проповедь, которую патриарх Фотий прочитал по завершении набега, в какой–то степени отражает растерянность и отчаяние, охватившие жителей Византии при виде обрушившейся на них напасти: «Неведомый народ, неизвестный народ, живущий вдалеке от нашей земли, дикий, кочевой, не знающий жалости, внезапно, в мгновение ока, как морская волна, хлынул через наши границы и, подобно дикому вепрю, принялся истреблять людей, словно траву. Детей отрывали от материнской груди и швыряли на камни, становившиеся их могилой. Матерей убивали и бросали на еще дергавшиеся в конвульсиях тела младенцев. Реки окрасились человеческой кровью; фонтаны и бассейны невозможно было разглядеть из–за гор сваленных в них трупов».

Перед лицом этого бедствия жители Константинополя были бессильны. Городские соборы наполнились плачем верующих, всю ночь читавших молебны. В отчаянной попытке заручиться божественным покровительством Фотий взял святую реликвию — плащаницу Девы Марии, обошел с нею стены города и погрузил ее в воды Босфора. Черед несколько часов, если верить анналам, захватчики ушли. Хотя в средние века люди охотно верили в чудеса, историки объясняют неожиданный уход викингов либо их суеверием, либо страхом перед императорской армадой, которая в любой момент могла показаться с востока.

Русы нападали на Миклагард в 907, 941 и 944 годах. Каждый раз они добивались все более выгодных для себя условий перемирия. Их купцы получили для себя неограниченный доступ на богатые рынки Константинополя; кроме того, им полагалась бесплатная еда, жилье и право пользоваться банями. Император же со своей стороны испрашивал лишь возможность рекрутировать русов–наемников в свою императорскую гвардию. Вполне возможно, один из таких наемников от скуки вырезал несколько рун на мраморной балюстраде великолепнейшего из Константинопольских соборов — Святой Софии. Сама надпись стерлась, но имя «Хальфдан» по–прежнему можно разобрать.

К концу IX века русы владели обширной территорией, простиравшейся от Ладожского озера к югу до Босфора и к востоку от Карпат до Волги. При Святославе — прямом наследнике Рюрика в третьем колене и первом из правителей Киева, принявшем славянское имя, — русы наконец подчинили себе мощное племя хазаров и племена так называемых «черных булгар» в Поволжье; они вели войны и с «белыми» булгарами к югу от Дуная.

Святослав, мрачный и свирепый, презирал любые удобства, спал под открытым небом и вместо подушки клал под голову седло. Он брил голову, оставляя лишь прядь волос на лбу, и носил в одном ухе серьгу из двух жемчужин и рубина. Утверждают, что на поле боя он дрался с яростью Одина, рыча как зверь, а его воины «издавали дикий, пугающий вой». Как и следовало ожидать, Святослав умер страшной смертью; когда он возвращался после битвы на Дунае в 972 году, у днепровских порогов его подстерегли в засаде и убили печенеги, которые вставили его череп в золотую оправу и использовали в качестве кубка.

Сын Святослава Владимир придал государству русов первые черты респектабельности. В 988 году, с целью укрепить свои отношения с Византией, Владимир принял православное христианство, загнал толпы своих подданных в Днепр, где и крестил их. Вскоре в Киеве во множестве появились византийские монахи в черных рясах, которые несли сюда не только знания, но и немалые богатства. Украинские археологи обнаружили несколько подземных палат, в которых викинги, по всей вероятности, хранили товары и продукты.

Благодаря обращению в христианство Владимир получил в жены сестру византийского императора. В ответ Владимир направил в Константинополь 6 тысяч воинов–русов в качестве императорского войска. Вместе с викингами–наемниками они образовали так называемую гвардию варангов — вероятно, от староскандинавского «var», то есть «дар», ведь, по существу, их подарили императору. В сражениях они образовывали авангард; на улицах Миклагарда и при дворе они охраняли особу императора. Как писала Анна Комнин, дочь византийского императора Алексея I Комнина, «что касается варангов, они считают верность императору и его охрану своего рода семейной традицией, священным долгом, который передается из поколения в поколение; эта верность нерушима, они не могут даже помыслить о предательстве».

Службу в гвардии варангов почитали за высшую честь; молодые люди из России и даже далекой Скандинавии стекались под ее знамена. Рунный камень, найденный в местечке Эд под Стокгольмом, повествует о громких подвигах в далеком Эгейском море: «Руны высечены по велению Рагнвальда. Он был в Греции во главе войска». Варанги получали высокое жалованье, но дело было не только в этом: они пользовались всеобщим поклонением, что засвидетельствовал в своей саге гвардеец Болли Боллассон: «Его голову украшал позолоченный шлем, в руке он держал красный щит с золотой фигурой рыцаря. Он был вооружен копьем, как принято у чужеземцев. Когда они располагались на ночлег, женщины готовы были отдать все, чтобы хотя бы одним глазком взглянуть на Болли и его друзей во всем их великолепии».

Из всех скандинавских юношей, отправившихся на юг в надежде вступить в армию варангов, наибольшую известность получил норвежец Харальд Сигурдсон. В 15 лет Харальд — привлекательного вида юноша с льняными волосами и высоко поднятой бровью — бежал из Норвегии после того, как его кузена–короля в 1030 году убили мятежные ярлы. Тяжело раненный Харальд нашел убежище при дворе своего родственника, киевского князя Ярослава Мудрого, сына Владимира. При Ярославе, который был одарен исключительным политическим чутьем, русы вступили в свой золотой век. Его усилиями Киев накопил огромные богатства: казна буквально ломилась от доходов, которые приносила процветающая торговля между севером и югом. Он восстановил родственные связи с Западом, взяв в жены шведскую принцессу Ингегерд и выдав трех своих прекрасных (и грамотных) дочерей за царствующих особ Европы: Анна стала королевой Франции, Анастасия — королевой Венгрии. Младшая дочь, Елизавета, завоевала сердце молодого Харальда, который в течение трех лет обнажал свой меч в рядах воинства Ярослава. Однако Ярослав не дал согласия на их брак, поскольку не хотел отдавать свою дочь замуж за особу пусть и королевской крови, но лишенную трона.

Сгорая от любви, Харальд отправился вниз по Днепру в Константинополь, чтобы вступить в прославленную гвардию варангов. Примерно к 1038 году его выдающиеся подвиги на полях сражений от Сицилии до Малой Азии и Палестины принесли ему титул командующего гвардией. Доблестный Харальд оказался столь же ловок в сборе трофеев, как и в бою. За время службы в гвардии Харальд сколотил такое состояние, о котором говорили: «Никому еще на севере не дано было увидеть такое богатство в руках одного человека». В 1044 году он привез свои сокровища в Киев и сложил их к ногам Ярослава. Убедившись, наконец, в достоинствах Харальда, Ярослав выдал свою дочь за прославленного воина (чей рост, кстати, к этому времени достиг чуть ли не 7 футов) и отправил молодоженов в Норвегию.

В 1047 году Харальд вернул себе корону, отобранную у его брата. Известный с тех пор как Харальд Хардрааде, или Беспощадный, новый король Норвегии обратил оружие против своих соплеменников–скандинавов; на своем боевом корабле «Великий Дракон» он отправлялся в походы по всей Скандинавии, сея повсюду смерть и разрушения. В своем стремлении к славе и абсолютной власти Харальд не останавливался ни перед чем.

Со временем алчный взгляд Харальда пал на Британские острова. После смерти короля Эдуарда Исповедника в 1066 году ключи от королевства находились в руках графа Харальда Годвинсона. За проливом, в Руане, права Годвинсона на трон оспаривал Вильям Незаконнорожденный — прапрапраправнук викинга Ролло. Естественно, так же поступил и Харальд Хардрааде, нашедший свою судьбу в России и Византии, женатый на русской принцессе и правивший теперь Норвегией. Таким образом, две величайшие династии викингов, западная и восточная, обратили свои взоры к Англии и готовили боевые корабли для, быть может, величайшего похода всех времен.

Торговые пути на юг, которыми следовали купцы–викинги, были проложены их предшественниками, торговцами с севера, несколькими столетиями ранее. Они везли в Европу балтийский дар, исключительно высоко ценившийся на континенте, — полный света золотой янтарь. В Древнем Риме за маленькую фигурку из янтаря платили больше, чем за раба; император Нерон однажды купил 13000 фунтов необработанного янтаря. Цена зависела от цвета материала; янтарь бывает в основном желтого, красного и коричневого цвета, однако насчитывается до 250 разных оттенков, вплоть до редкой голубоватой и зеленоватой дымки.

Янтарь — это окаменевшая смола, которую выделяли миллионы лет назад хвойные деревья в лесах, впоследствии затопленных наступавшим морем. Вымываемые течением куски янтаря размером с кулак накапливались у южного побережья Балтийского и Северного морей. В некоторых прибрежных районах на площади всего в несколько акров собирали тысячи фунтов сырья.

Отполированная поверхность янтаря словно излучает солнечный свет, и не случайно этот материал связывали с обрядом поклонения солнцу. Кроме того, янтарю приписывали магические и лечебные свойства из–за его необычных качеств. Он очень легок и, кажется, обладает способностью удерживать теплоту. Если кусочек янтаря потереть, он накапливает заряд статического электричества. Греки называли его «электрон», откуда и произошел термин «электрический». Римляне носили янтарные ожерелья, чтобы избавиться от ангины и зубной боли.

Торговля янтарем была стержнем скандинавской экономики. Необработанный янтарь поступал в мастерские, расположенные в различных торговых городах: Волине, Хедебю, Бирке, Рибе, Йорке и Дублине. Там его обтачивали, сверлили и полировали, изготавливая круглые и граненые бусины для ожерелий или четок, кулоны, всевозможные амулеты в виде животных, идолов, богов — таких, как фрей, вцепившийся в собственную бороду (снимок внизу), — фигурка для датской настольной игры.

Викинги часто поступали со своими соплеменниками и соседями точно так же, как с чужеземцами, а именно — отбирали друг у друга золото и серебро, привезенное на родину из заморских походов. Поскольку добычу могли в любой момент похитить, ее часто скрытно закапывали где–нибудь в пределах семейных владений. Многие погибли, защищая свое добро, и их сокровищницы, обнаруженные в более поздние времена, служат вещественным доказательством их драматической судьбы.

В разных частях Швеции, Норвегии и Финляндии можно увидеть развалины более чем тысячи фортификационных сооружений на вершинах холмов; даже во времена викингов их можно было считать достаточно древними. Местные жители скрывались за их стенами, когда им угрожала опасность. Богатые торговые города, такие, как Бирка в Швеции и Хедебю в Дании, окружали коммерческие кварталы надежными земляными валами. В Хедебю подобный вал высотой в 40 футов, охватывающий площадь 60 акров, по–прежнему господствует над окружающим пейзажем. В IX веке король Годфред построил целую цепь земляных укреплений, «вписав» ее в естественные складки местности в узком основании полуострова Ютландия, чтобы оградить свои владения от набегов с юга. Форты могли также служить плацдармами для заморских походов; там же размешались местные гарнизоны. Король Харальд Синезубый построил несколько фортов (включая Фюркат, справа) по всей Дании, поместив в них свои наемные войска и используя эти крепости как опорные пункты королевской власти.

Из многих сотен слов и географических названий, вошедших в английский язык из староскандинавского, самые жуткие ассоциации вызывает слово «berserk» — «неистовый». И отнюдь не случайно. Чтобы разгромить врагов у себя на родине или в дальних походах, вожди викингов часто пускали в бой особые отряды свирепых воинов, которых называли «берсеркерами», то есть «медвежьими куртками» — очевидно, потому, что они носили одежду из медвежьих шкур.

Поклоняясь Одину, богу воинов и завороженных, берсеркеры следовали его заветам, пренебрегая даже самыми святыми узами — кровными; они бросались в бой очертя голову, вероятно, находясь под воздействием самогипноза, галлюциногенных грибов или других наркотических веществ. Саги сообщают, что они вопили и прыгали, иногда срывая с себя одежду, и были абсолютно нечувствительны к боли и ранам. По словам историка XIII века, «подобные бешеным псам или волкам, они грызли собственные щиты; они были сильны, как медведи или вепри; они повергали врагов наземь, их не брали ни сталь, ни огонь».

Безусловно, многие легенды, окружающие берсеркеров, страдают сильным преувеличением, но свидетельства современников и литературные произведения во многом подтверждают особенности их поведения. По заслуживающим доверия письменным источникам, берсеркеры были незаменимы на полях сражений и в качестве телохранителей вождей, однако их непредсказуемое поведение создавало угрозу. Кстати, в некоторых сагах их описывают как вечных забияк, над которыми герои древнего эпоса в конце концов одерживают верх.

Прослыв грубым, воинственным народом, не брезговавшим ни грабежами, ни убийствами, викинги тем не менее чрезвычайно гордились и восхищались ярким, но удивительно тонким искусством, в котором достигли непревзойденных высот. Речь идет о сложнейших орнаментах и узорах, которыми они украшали оружие, инструменты и Другие предметы повседневного обихода. Решительно на все творения рук своих ремесленники наносили узоры поразительной сложности — будь то деревянные флюгеры величественных скандинавских кораблей, мечи и боевые топоры, конская упряжь, броши, которыми и мужчины, и женщины закалывали свои длинные накидки, стены домов, памятники и, конечно, сосуды, в которых хранили золотые и серебряные украшения и другие символы богатства и власти.

Художники–викинги достигли вершин мастерства в резьбе по дереву и чеканке по металлу к началу IX века, т. е. к тому времени, когда первые отряды беспощадных морских головорезов поднимали паруса, собираясь в поход за рабами и добычей; они продолжали совершенствовать свое искусство, производя на свет орнаменты изумительной красоты на протяжении более чем трех столетий, до самого конца эпохи викингов. Эти скандинавские художники всегда заимствовали сюжеты своих работ у природы, изображая в основном животных: львов, змей, диковинных чудищ, созданных игрой воображения, и стилизованных хищных птиц. Таким образом они продолжали традицию, которая явственно прослеживается в воспроизводимом выше изображении орла с грозными когтями и длинным клювом. Эта деталь конской сбруи из позолоченной бронзы была изготовлена в Швеции еще до начала эпохи викингов. С течением времени, однако, появлялись новые изобразительные средства и композиции, и историки относят искусство викингов к разным стилям, названным, как правило, в честь тех местностей в Скандинавии, где были найдены наиболее ценные предметы того или иного периода. На последующих страницах эти стили (в хронологическом порядке) представлены шедеврами искусства викингов. Иногда гротескные, порой отталкивающие своей жестокостью, эти работы тем не менее отличаются блестящей техникой и буквально излучают тот дух бесстрашия и уверенности в себе, который был присущ скандинавам.

Даже ранние работы викингов несут на себе отпечаток поразительной первобытной энергии и технического мастерства, в целом характерных искусства. Несомненным шедевром этой эпохи является изумительной работы голова льва (справа), которую обнаружили в самом богатом на находки захоронении эпохи викингов; речь идет о корабле, где покоился прах женщины из норвежской королевской семьи. Он был обнаружен археологами в Осеберге неподалеку от Осло почти 100 лет назад. Морда льва сама по себе впечатляет — огромная, хищная, тупая, с пристальным взглядом и зловещим оскалом. Еще более поразителен, однако, тончайший узор по бокам головы и сверху — витиеватый переплетаю; щийся орнамент из фантастических, напоминающих птиц, существ, который, несмотря на сложность рисунка, идеально совпадает по форме с изогнутой шеей льва.

Ощущение яростной мощи, исходящее от других произведений, которые выполнены в так называемом стиле Броа, усиливают порожденные фантазией странные существа; эти чудовища с мертвой хваткой украшают, например, конскую сбрую на противоположной странице. Сочетая в себе черты медведя, льва, собаки и неизвестно кого еще, эти зловещие создания Хватают и держат все, что попадется в их когтистые лапы: самих себя, других животных, наконец, края собственно изделия. В то же время их вытянутые тела скользят вниз и переплетаются самым причудливым образом, что, однако, словно благодаря волшебству, вписывается, как и «птичий» орнамент на голове осебергекого льва, в общий рисунок драгоценного изделия, которое они украшают.

Когда комичные, когда угрожающие, эти «звери с мертвой хваткой» оставались главным элементом еще двух стилей искусства викингов, сменивших Броа, — Борре и Йеллинге. Их почти одновременный расцвет пришелся на период с середины IX до второй половины X века. Эти странные зверюги, однако, были дополнены новым орнаментом — переплетающимися наподобие ленты телами, которые нередко были увенчаны маленькими головами животных с длинными косами. Это сочетание порождало орнаменты потрясающей сложности — варварские узоры, в которых трудно что–либо разобрать, и все же непостижимо прекрасные, как роскошная, излучающая свет серебряная брошь в стиле Борре вверху справа. Еще большее впечатление производит сложный орнамент из позолоченной бронзы в стиле Йеллинге для деревянного хомута (вверху). Причудливые головы животных украшают его концы, а в центральной части расположены искусные фигурки существ с переплетенными телами, чьи головы обращены в разные стороны. Отверстия для поводьев имеют изящную форму, а по бокам застыли два исключительно живописных хищных зверя. Эта работа опытнейшего мастера по праву принадлежит к шедеврам европейской чеканки.

Со своей обычной склонностью к анимализму художники–викинги конца X века начали изображать новых зверей — более крупных, злобных и Мощных, чем прежде. Кроме того, они начали экспериментировать с растительными орнаментами, используя эти мотивы свежо, дерзко и оригинально. Подлинным шедевром этого нового стиля, получившего название Маммен по имени местности в Ютландии, где был обнаружен изображенный вверху топор, считается массивный камень, воздвигнутый в Йеллинге примерно в 980 году могущественным датским королем Харальдом Синезубым. На двух сторонах камня высечены руны, прославляющие доблесть Харальда, и стилизованное изображение распятия в знак обращения короля в христианство. Третью же грань огромной 8–футовой пирамиды украшает изумительная резьба (снимок справа) — красавец лев, стоящий на трех лапах, и охватившая его тело кольцами змея. Эта пара буквально излучает энергию и силу и является одним из наиболее впечатляющих памятников искусства викингов. Пожалуй, не меньшую ценность представляет другой шедевр эпохи Маммен — сверкающая в лучах света шкатулка (внизу), сделанная из 22 лосиных рогов в оправе из позолоченной бронзы; все поверхности покрыты орнаментом из птиц и животных, опутанных тончайшей причудливой сетью побегов и листьев.

Два заключительных периода в искусстве викингов во многом суммируют мотивы — и высочайшие достижения — более ранних этапов. змея наподобие тех, которые были высечены на камне в Йеллинге, составляют центральный фрагмент корабельного флюгера (внизу) — одного из лучших образцов стиля Рингерике, характерного для конца Х — начала XI веков. Своим названием этот стиль обязан богатой песчаниками местности под Осло, где было найдено несколько украшенных резьбой камней. Резные панели из деревянной церкви XI века в местечке Урнес в Норвегии дали название периоду Урнес; мы видим, как узоры из листьев, характерные для стиля Маммен, уступают место орнаментам из переплетающихся стеблей и побегов. Появляются и животные с длинными, гибкими телами, порой вызывая прямые ассоциации с когтистыми чудищами прежних времен. Изысканные сочетания растений и изогнутых спиралью тел животных на вратах церкви в местечке Урнес (справа) — кульминационный пункт в развитии искусства викингов, пора расцвета, перешедшего в увядание, когда воздействие христианства и волна романского искусства, докатившаяся до Скандинавии через Европу и Англию, положили конец самобытному искусству викингов. К тому времени викинги, завоевав Нормандию и Англию, уже не были прежними неистовыми морскими разбойниками и влились вместе со своей культурой и искусством в общий великий поток европейской истории.