Ирина Боброва
«Ангедония»

Печатается по изданию:

Московский комсомолец. — 12 октября 2001 г. — № ?. — С. ?.

Это было странное время. Волна необъяснимых самоубийств захлестнула отечественную рок–сцену. Умереть самостоятельно стало модно. Февраль 1988 года — рок–бард Александр Башлачев выбрасывается из окна восьмого этажа, весна 1989 года — повесился один из основателей «Калинова моста» Дмитрий Селиванов. 17 мая 1991 года на берегу реки Инь обнаружено тело Янки Дягилевой. Ее самоубийство вызвало двоякое отношение. С одной стороны, скорбь и жалость, с другой — насмешку. Многие восприняли этот шаг как некую дань моде. «Башлачев протоптал суицидальную дорожку коллегам», — так комментировали ее смерть.

Однако гибель Дягилевой вызвала широкий общественный резонанс. Журналисты стали обожествлять сибирскую рок–певицу. После ее смерти о ней много писали. И одинаково недостоверно, «Янка не выпустила ни одной пластинки… Она несла тепло своими текстами… Жизнерадостная девочка… Ее убил Летов…» Но все эти слова относились не к ней.

В каждом городе всегда существовали культовые места. Новосибирская рок–богема облюбовала однокомнатную квартиру в центре города на улице Свердлова. «Жуткая антисанитария, пиво в эмалированных ведрах, дверь без замка», — так описывают обстановку очевидцы. Однако Гребенщиков, Кинчев, Шевчук, Башлачев, пребывая на гастролях, всегда останавливались там. Янка прожила в этой квартире несколько лет. Хозяйку дома, Ирину Литяеву, музыканты называли рок–мама.

— Я была администратором всех местных панк– и рок–групп и душой компании, — говорит Литяева. — Это оказалось болотом, которое меня засосало. Я относилась к музыкантам как к своим детям. В итоге столкнулась с черной неблагодарностью. Это я о Янке.

Первый раз Дягилева появилась в этой квартире осенью 1979 года. Длинные рыжие разлохмаченные волосы, белесые ресницы, глупое выражение лица и равнодушный взгляд. «Больная корова», — окрестили ее тогда обитатели квартиры.

Янка была подавлена. Она только что похоронила маму, которая скончалась прямо на ее руках. А трепетное отношение к родителям у Яны было привито с детства. Она даже курила, засовывая голову в печь, так как отец не переносил запаха дыма.

— Я познакомилась с ней из жалости, мне хотелось вывести ее из этого состояния, — вспоминает рок–мама.

Через полгода они стали лучшими подругами.

— Неожиданно мне стала интересна эта неординарная девушка, мы могли проболтать несколько ночей, и нам не становилось скучно, — вспоминает Литяева.

Чтобы как–то выжить, девушки стали устраивать в своем доме квартирные концерты. Бесплатно. Страх попасть под статью «Организация платных зрелищ» оказался сильнее желания заработать.

— Материально нас поддерживали «пассажиры» так мы называли людей, которые приходили на квартирники, — рассказывает Ирина. — Они приносили еду, выпивку, иногда снабжали нас деньгами. Самый богатый наш «пассажир» Костя жил в Барнауле и зарабатывал деньги, будучи приемщиком бутылок. С ним мы гуляли на полную катушку.

Янка с Литяевой научились жить на 40 копеек в день. Питались в городских столовых, где салаты с гарнирами стоили пять копеек. А по ночам в литяевскую квартиру набивались толпы неформалов с пивом и дешевым портвейном. Как–то после очередной бурной ночи Янка пошла фотографироваться на паспорт. «На советском паспорте должно быть глупое и безобидное выражение лица, чтобы менты не придирались», — так объяснила она фотографу «помятый» внешний вид.

Никакой профессии Янка не получила. Отучившись два года в Новосибирском институте инженеров водного транспорта, она забросила учебу. На работу устраиваться не было надобности. «Мне не нужны деньги», — объясняла она. Даже будучи знаменитой , Янка ни разу не взяла деньги за квартирник. Однажды ей предложили оформить контракт с одной звукозаписывающей фирмой. Она отказалась. «Я буду жить так, как мне нравится», — сказала она и не отступила от этого принципа. Например, на одном из своих выступлений она оборвала концерт на полуслове, прокомментировав: «Все, больше не могу ни петь, ни играть, ни говорить» — и бросила гитару в угол.

— Янка была одним из самых настойчивых людей, которых я встречала, — рассказывает одна из подруг Яны Дягилевой, Анна Волкова. — Ее настырность граничила с тупым стремлением добить ту или иную ситуацию. В итоге под ее гусеницами оказывалось все больше и больше людей. Это касалось даже любви.

Янка стороной обходила загсы, насмешливо озиралась на свадебные салоны, сочувственно вздыхала при виде беременных женщин. Эта странная девушка даже не пыталась внешне нравиться мужчинам. Она не пользовалась косметикой, ее выворачивало от запаха парфюма, в ее гардеробе не висело ни одного платья — от женской одежды она отказалась еще в школе. Старые штаны цвета хаки, кожаные сапоги, растянутый до колен свитер и куртка–балахон — весь ее гардероб. Она даже говорила о себе исключительно в мужском роде.

— Лично я не воспринимал ее как женщину, для многих мужчин она была «своим парнем», но не больше, — говорит один из новосибирских панк–музыкантов Дмитрий Радкевич. — Янка ведь как женщина была абсолютно несексуальна. Одно время слишком полная и жутко неуклюжая — ничего не могла удержать в руках. В ее перспективе семья и материнство не рассматривались. «Хлопотно», — говорила она. Янка вообще была лишена каких–то семейных установок. Например, она никогда не отмечала день рождения, поэтому никто из нас не знал этой даты.

Янка даже в любви действовала по–мужски: сама завоевывала, сама бросала. А влюблялась она нечасто, но, по словам ее знакомых, крепко. В городе она слыла роковой женщиной. Те некоторые мужчины, с которыми она крутила роман, потом уже не могли ее забыть.

Кстати, собственную группу «Великий Октябрь» она наберет из своих бывших мужчин. И каждый из них будет по–прежнему любить ее. За глаза дягилевскую компанию называли «Янка и гарем».

Однажды Янка все–таки попробовала заглянуть в загс. Избранником стал Деменций, один из лидеров новосибирской группы «Пути». Он долгое время оставался к ней равнодушен. Это задело Янку. В один день она решила: «Он будет моим!» В итоге она заставила Деменция себя полюбить. Через какое–то время он сделал ей предложение. До бракосочетания оставалось два месяца.

— Когда Янка пришла знакомиться с родителями будущего мужа и те показали ей семейный альбом, она испугалась, — рассказывают подруги. — «Вот это называется бытовуха, а для меня это путь на эшафот», — твердо поставила она точку в отношениях с Деменцием.

Но однажды Янка все–таки встретила настоящую любовь…

В декабре 1985 года в Новосибирск приехал Саша Башлачев. Первое знакомство оказалось для Янки роковым. Тогда в ее черновиках появилась строчка: «Ты увидишь небо, я увижу землю на твоих подошвах». 31 декабря Башлачев уехал в Череповец.

Второй раз Саш Баш приехал в Новосибирск через год. Задержался он в Сибири на месяц. Его удерживала Янка.

Дягилева влюбилась в Башлачева с первого взгляда. Он был единственным человеком, которому она боялась признаться в любви. «Я его не достойна», — решила она для себя. Однако Яна сделала все возможное, чтобы оградить его от женщин, в том числе и от своих подруг.

— В первый свой приезд Саш Баш сказал мне, что в прошлой жизни я была его матерью, а когда он приехал через год, Янка создала искусственный конфликт на таком уровне, что мы с Башлачевым послали друг друга, — рассказывает Ирина Литяева. — Мы перестали общаться. Так я потеряла горячо любимого друга. Зато с Яной у них с этого момента сложились самые теплые отношения.

В этот раз Башлачев не расставался с Яной ни на минуту. Тогда он оставил ей пластинки и черновики неисполненных песен. Яна забросила рок–тусовки, не появлялась у подруг, не посещала квартирники. Потом Башлачев подведет итог их знакомству: «Каждая проповедь хороша тогда, когда она исповедь. Каждое содружество хорошо тогда, когда оно любовь». Через месяц Саш Баш уехал.

А в 1986–м подруги убедили Янку, что пора завоевывать столицу. И она отправилась в Москву. В Новосибирск она вернулась через два месяца — веселая, спокойная, увешанная деревянными фенечками, и главное — к ней пришло состояние работоспособности. Столица научила ее не отступать от начатого, она стала жесткой и упрямой, именно поэтому все ее проекты в дальнейшем доводились до конца и альбомы выпускались с завидной периодичностью.

В 1987 году в новосибирском ДК «Чкалов» состоялся рок–фестиваль. На него съехались начинающие рок–музыканты со всей Сибири. Среди новичков Янка заметила в гримерке скромного, милого молодого человека в нелепых очках. «В нем что–то есть от дождевого червя», — смеялась она над ним. В тот же вечер они познакомились и… подружились. А через неделю она уехала в Омск, к тому самому «дождевому червю», и осталась в его доме на несколько лет. В то время трудно было предположить, что спустя год у человека в нелепых очках появятся деньги, слава и имя, которое будет греметь на всю Россию, — Егор Летов.

— Янке хватило недели, чтобы отбить у меня Летова, — рассказывает Ирина Литяева. — Она всегда уводила у меня мужчин. Позже она признается: «Скажи мне спасибо, что так сложилось. Ты не представляешь, какой это гад и змей».

Чуть больше года прожила Яна в Омске. Постепенно ее отношения с Летовым вышли на семейный уровень. Вот только обручальными кольцами они не спешили обмениваться и о детях не думали.

— Мы часто спрашивали у Янки: «Как семейная жизнь?» И у нее всегда был один ответ: «Жизнь трудная, но в этом что–то есть», — вспоминают ее подруги.

Вскоре из скромного, зашуганного мальчика вырос агрессивный, бескомпромиссный лидер «Гражданской обороны». Его отношения с Янкой шокировали окружающих. Например, еженедельно в их доме собирались местные музыканты, чтобы прослушать последние новинки западного рока, Во время очередного «сеанса» Янка потихонечку вышла из комнаты.

— После этого инцидента он устроил мне жуткий скандал, — рассказывала Янка подругам. — «Как ты могла выйти, пока МЫ были погружены в прослушивание пластинки?! Своим поведением ты испортила мне настроение, сломала все впечатление от музыки!» — кричал он.

Эгоизм Летова проявлялся даже в таких мелочах, как походка. У него был очень быстрый шаг, и он никогда ради своего спутника не замедлял его. В противном случае человек просто недостоин идти рядом. Также Летов считал главным аргументом в споре повышенную агрессию. Срывать голос, брызгать слюной, крушить предметы — вот чем одерживают победу в споре.

Жизнь в летовской атмосфере отразилась на Янке. Он сделал из нее танк. Несмотря на то что где-то в глубине души она не принимала многие летовские постулаты, она никогда не признавалась в этом. Янка всеми силами пыталась дотянуться до своего избранника, а всем подругам доказывала, что Летов — гений, бог, поэтому он всегда прав. После Янкиных квартирников Летов при всех мог отругать ее. Но его мнение она считала неоспоримым: «Какой все–таки Егор молодец! — восхищалась она. — Вся публика бьется в экстазе, а он меня ругает. И он прав: песня действительно х…я». Яна не сомневалась, что после замечаний Летова ее музыка становилась все прогрессивнее, а тексты песен гораздо лучше. На самом деле Янкино творчество попросту перестало быть ее собственностью. Она по–прежнему исполняла песни на жестоком напряге, когда мурашки бегают по коже, но только безысходности в них становилось все больше, а энергии — все меньше. А еще в ее стихах постоянно прослеживалась мания самоубийства. Она считала, что Летов ей многое дал. Окружающие — что многое отнял.

Спустя полтора года они расстались. «Чтобы с ним жить, надо быть ему равным. Если ему уступаешь, он тебя сминает», — говорила Янка. Причину их размолвки Егор не рассказывал, а Яна постаралась как можно скорее забыть об этом периоде.

Многие издания до сих пор продолжают обвинять Егора Летова в смерти Янки. Лишь ее близкие друзья утверждают обратное: «Они расстались задолго до ее смерти и с тех пор практически не общались».

Похоронив Янку, две ее лучшие подруги — Ирина Литяева и Анна Волкова — расстались на десять лет.

— Первый раз мы созвонились минувшим августом, — рассказывает Аня Волкова. — Оказывается, все эти десять лет мы жили с одним и тем же грузом на сердце: это мы ее убили, потому что мы от нее отказались…

— Однажды я навсегда захлопнула перед Янкой двери своей квартиры и прекратила с ней всякие отношения, — говорит Ирина Литяева. — Я устала склеивать себя по кусочкам из разбитого состояния, до которого она меня как–то довела…

…Июнь 1988 года. Тюменский рок–фестиваль. Первый выход Янки на большую сцену. За неделю до открытия фестиваля Янка позвонила Литяевой:

— Мне плохо, я умираю, — простонала она в трубку.

На следующее утро Ира вылетела в Тюмень.

— Я просидела с ней десять дней и ночей, — вспоминает Литяева. — Ее состояние на тот момент вполне объяснимо. Для нее этот фестиваль был серьезным испытанием. До этого она давала лишь квартирные концерты и записывала довольно слабые альбомы. И только большой живой концерт мог подтвердить ее значимость в рок–мире. Она сильно волновалась, так как не умела проигрывать.

На фестивале у Янки был аншлаг. Кстати, а всю ее творческую жизнь ей не пришлось пережить провалов. Она не могла себе этого поволить. «Если однажды я не соберу концертную площадку, я навсегда завяжу с музыкой», — решила она для себя.

Тюменский фестиваль длился две недели. Янка, Летов, рок–мама и еще несколько музыкантов жили в одной квартире. Однажды Литяева сильно повздорила с Летовым. И тот выгнал ее из квартиры. Яна в защиту подруги не проронила ни слова. Но рок–мама еще не знала, что на этом Летов с Яной не остановятся.

… Янка с Литяевой встретились на закрытии фестиваля. Все музыканты собирались на заключительный банкет.

— И тут Летов говорит мне: «Ты никуда не поедешь», — вспоминает Литяева. — Я осталась. А все мои новосибирские друзья во главе с Янкой уехали на банкет. Кроме того, до этого я заметила изменения в поведении Яны. В кругу знакомых она часто бросала нелицеприятные высказывания в мой адрес. Оказывается, Яна не переносила рядом с собой более значимых в тусовке людей, а на тот момент она явно уступала мне в лидерстве.

…В тот же день Ира вернулась в Новосибирск с одной мыслью: «Я больше не хочу жить». А через пять дней в ее квартиру пришла Яна. Как ни в чем не бывало она продолжала пить и веселиться. Янка тогда задала лишь один вопрос подруге: «Что грустишь, мать?» Виноватой она себя не считала.

Через неделю Яна уехала в Ленинград. Чтобы сделать себе имя.

— А я осталась на грани суицида, но нашелся человек, который помог преодолеть мне это состояние… хотя это стало предательством по отношению к Янке, — говорит Ира.

Этим человеком стал тот самый Деменций, с которым Янка однажды пробовала официально оформить отношения. На тот момент Янка считала его самым близким другом. Через месяц Ира Литяева вышла замуж за Деменция, а спустя год у них родилась дочь. И Деменцию пришлось отказаться от Янки.

— Когда Яна приехала из Питера и позвонила мне, я ей обо всем рассказала. Она хотела встретиться со мной. Но тогда я еще была не готова к этой встрече, слишком глубока была рана, нанесенная ею, — вздыхает Литяева. — Я отказала ей. Так же поступили и остальные подруги, которые в свое время получили от нее не меньший удар. Мы все бросили ее. Ей некуда было идти. Поэтому я до сих пор считаю себя виновной в ее смерти…

В 1989 году Янка оказалась в Новосибирске совершенно одна — без подруг, без семьи, без любимого человека. Отец в то время получил квартиру и поселился там с новой женой, ее сыном и невесткой. Янка осталась в старой, полуразрушенной деревянной избе на улице Ядринцевская, 61. Два года она прожила там при наглухо забитых ставнях.

— Однажды я ей про своих пациентов рассказывал, — вспоминает один из Яниных друзей, доктор местной клиники. — «Представляешь, — говорю, — сегодня была пациентка с диагнозом «ангедония». — «Что это?» — заинтересовалась Янка. «Это состояние, когда нет радости, нет счастья, но не депрессия». — «Это мой диагноз», — решила тогда она. И через неделю написала песню с одноименным названием.

1989 год. 17 февраля покончил жизнь самоубийством Александр Башлачев. Янка отменила все концерты, заняла денег и рванула в Питер.

— Башлачев протоптал дорожку, и мне пора по ней, — повторяла она после приезда. — От меня в этой жизни всем только неприятности и страдания. Все вздохнут с облегчением, когда я исчезну.

Через какое–то время подруги вспомнили о Янке.

— Прежние отношения уже не восстановились. Иногда я заходила к ней, разговаривала, успокаивала, на какое-то время она оттаивала, даже улыбалась, но я не могла находиться с ней постоянно, — говорит Литяева. — У меня был ребенок, семья, родители. А чтобы вытащить ее из этого состояния, нужно было прожить с ней не менее двух недель. Я больше не располагала временем.

Окончательно добило Янку появление в ее доме собаки, которую она страшно боялась. Отец сколотил на улице будку для огромной овчарки, чтобы та охраняла дочь от нежелательных гостей. Однажды собака порвала пальто одной из Янкиных подруг. «Вот видишь, какова хозяйка, такая и собака — говно», — всхлипывала она.

Вскоре у Янки появился молодой человек, Сергей, с которым они выбрали странную систему отношений — жить молча. Тогда Янка задумалась о ребенке. Но врачи поставили диагноз — «бесплодие».

В это время она практически не давала концертов, а на запланированные ранее мероприятия не приезжала. На одном из таких сорванных концертов кто–то сказал: «У Янки жуткая депрессия, она приезжала в Москву, пролежала сутки на кровати лицом к стенке и уехала домой…»

Незадолго до смерти Янка дала «обет молчания». За две недели она не проронила ни слова. Это был самый критический момент в ее жизни. Даже родители почувствовали неладное и забрали ее на дачу.

9 мая она ушла в лес. Отец не обратил внимания на внезапное исчезновение дочери. Привык к подобному поведению. «Наверное, в город вернулась», — подумал он. Однако спустя несколько дней он обратился в милицию.

— Янка пропала, ее нигде нет, — в тот же день позвонил Сергей Литяевой.

— Я научу тебя, как ее найти, только ты отнесись к моим словам серьезно, — посоветовала Литяева. — Иди в лес, посиди несколько часов на одном месте, пока в твоей голове все не прояснится. Когда соберешь все мысли, ты поймешь, где Янка.

О гибели Янки они даже не подозревали. Тем более что 10 мая в своем почтовом ящике Ира обнаружила открытку. «Пускай у тебя все будет хорошо. Я тебя очень люблю. Дай Бог избежать тебе всех неприятностей». Такие же письма получили Летов, Деменций и Волкова.

Было раннее утро. Сергей сидел на берегу притока Оби, реке Ине, недалеко от Янкиной дачи, когда местные рыбаки вытащили на берег разбухшее тело. Это была Янка. С момента ее ухода из дома прошло шесть дней. Позже судмедэкспертиза показала, что признаков насильственной смерти нет. «Это или несчастный случай, или самоубийство…» — говорил тогдашний начальник Новосибирского ГУВД полковник Корженков. Но вероятность наркотиков не отклоняли, ссылаясь на дружбу с Саш Башем. «Это неправда, Янка боялась даже лекарства принимать и за всю жизнь не выпила ни одной таблетки», — рассказывают знакомые.

— Я нашел ее, — перешагнул порог литяевской квартиры Сергей. — Оказывается, я ничего про нее не знал. Расскажи…

Три дня Литяева рассказывала ему про Янку, про ее друзей, про семью, про ту музыку, которую она сочиняла. На прощание Ира вздохнула: «Вы неправильно жили. С женщиной нужно разговаривать, иначе она душевно заболеет и умрет».

Янкин отец до последнего дня не верил, что его дочь — звезда. Только похороны, на которых собралось больше тысячи человек с разных концов России, его убедили. После смерти дочери он порвал все отношения с подругами Янки. «У вас вся жизнь — игра, шутка, шоу–бизнес, рок–музыка, а мы из–за ваших игр теряем детей», — сказал он.

В том же году Станислав Иванович потерял еще и приемного сына. Молодой человек состоял в новосибирской религиозной секте. За месяц до Янкиной смерти он повесился в собственной квартире. Вполне возможно, что эта трагедия тоже отразилась на депрессивном состоянии Яны.

…Яну хоронили 19 мая на Заельцовском кладбище в закрытом красном гробу. На центральной аллее места Янке на нашлось. Похоронили посреди деревьев. «Раньше эту могилу посещали часто, — рассказывает сторож новосибирского кладбища. — Приезжали люди со всей страны. Сегодня даже на годовщину смерти больше десяти человек не собирается».

В ста метрах от скромной могилы — старая береза с надписью «Яна». На могильном кресте — фенечки и колокольчики (инструмент Башлачева). На обратной стороне памятника кто–то написал: «Иначе было нельзя». Веник под скамейкой. Живые цветы. Пакетики из–под гитарных струн с надписями. А на лицевой стороне памятника кто–то нацарапал: «Она для нас звезда». Со временем слово «звезда» затерли.

Сегодня о творчестве Янки Дягилевой написана всего одна книга, ее имя не занесено в рок–энциклопедию, песни в ее исполнении никогда не слышал народ. «За всю свою творческую жизнь Янка не записала ни одного альбома и ни разу не дала интервью», — писали после ее смерти столичные газеты. На самом деле на одной из новосибирских студий до сих пор хранятся больше десяти сольных альбомов Яны Дягилевой. Но огромное количество ее стихов и песен так и осталось не обнародовано.

— Мы живем в довольно замкнутом пространстве и своей рок–тусовкой, — говорят сторожили сибирского рока. — У Янки постоянно выпускались альбомы, мы их слушали, обсуждали и не сомневались, что об их существовании знает Питер и Москва. Но оказывается, она показывала их только близким друзьям. А мы так были ослеплены собой, что считали: раз вокруг нас кипит музыкальная жизнь — значит, об этом должна знать вся Россия. На самом деле Сибирь всегда была изолирована от русского рока.

Через два года после смерти Янки Ира Литяева отошла от рок–тусовки. Поменяла квартиру, выбросила все гитары, которые были в доме.

— В свое время я постаралась обо всем забыть. Это мне мешало нормально жить. Я бросила заниматься рок–н–роллом, потому что устала хоронить. На кладбище я не плакала. Привыкла. У меня была толстенная записная книжка, сейчас в ней осталось от силы двадцать телефонов. Остальных уже нет в живых, и большинство из них ушло из жизни самостоятельно. Я больше не люблю эту музыку и не слушаю ее… Разве что иногда. Совсем чуть–чуть. В полном одиночестве. И тогда я начинаю плакать…